Евгений Гришковец, Афсальт. Рецензия.Самый простой способ отследить все книжные новинки — ездить в метро. Ни один литературный журнал не даст такого точного описания потребностей людей. В метро представлен, по-моему, весь спектр литературы — от массовой до философских трактатов. Совсем недавно город взахлеб читал новую книгу Евгения Гришковца «Асфальт». О ней я и хочу сказать.
Начать, наверно, стоит с оформления: нестандартный формат, черная обложка, название «асфальт», где буква Ф стилизована под знак бесконечность. Прочитав книгу, понимаешь, откуда у этого растут уши: главный герой Миша, бесконечно влюбленный в свою работу (он делает дорожные знаки), одним из главных своих произведений считает знак бесконечность, выполненный в формате запрещающего знака. Но к чему такой глубокий, действительно глубокий мотив бесконечности, в этом романе — Бог весть. По сути, вся книга (600 страниц, 600!) — это описание рефлексии одного человека на протяжении 5 дней. Нет ощущения, что это — тот самый кризис среднего возраста, не убедительно, слишком просто (хотя, конечно, может быть, в силу возраста я не могу понять всего правильно). Это выглядит именно как рефлексирование, не переживание, из-за смерти близкой подруги — первое описание накинувшихся на Мишу чувств — боли, потери, не понимания — да, это, наверно, знакомо каждому. Но когда эти же слова попадаются через каждые 20-30 страниц — начинаешь раздражаться, неужели автору больше нечего добавить? Неужели это и все, что чувствует человек? Слабые дергания главного героя в сторону разных противоречивых, зачастую, чувств — слишком бесстрастно, слишком пусто.
Читаешь книгу и в голове постоянно крутится «так не бывает», и не потому, что это слишком похоже на действительность (иногда так бывает, например, та же Толстая, когда читаешь и тонешь в ощущении, что это не правда, потому что слишком правдиво), а потому, что это слишком от нее оторвано: слишком правильные люди, слишком простые эмоции, слишком стандартные мысли. Мы все, по сути, психи, у каждого свои странности и чудачества, а герои Гришковца — это всего лишь герои книги, не то чтобы бесхарактерные, но определенно слишком плоские, нарисованные штрихами, дорисовывать которых нет никакого желания. Гришковец пытается говорить о чем-то серьезном: добре и зле, необходимостях, отношениях людей, но не выходит — попытка автора увидеть человека без всего привнесенного, без лицемерия, свойственного нынешнему миру, не удается. Эта уже стандартная тема пустоты среди множества, одиночества в толпе, когда материальное благополучие должно бы, вроде бы, помочь бы в борьбе со своими же страхами и сомнениями, но рецепт лечения от этого, который предлагает Гришковец, — возвращение, если угодно, к корням и нормам, к формально-нормальному, а не нормально-человеческому — мягко говоря, совсем не то, чего хочет современный человек. Ритмы, нехватка времени, проблемы, деньги, быт — в этом всем, действительно!, не хватает еще и нормальной скуки. Мы уже отвыкли быть в пределах чего-то: сознание рвет и рвется за границы, за рамки, мы все время ищем то, что еще не пробовали — какой резон в псевдоконсервативном призыве «быть как раньше»? То, что работало в XIX и даже, пожалуй, XX веке, сейчас дает сбой. Нам нужно действие, стремительность, куда-то идти, что-то искать, кому-то звонить, делать, делать, делать, нет у нас времени просто думать, остановиться и передохнуть. В романе действия нет. В какой-то момент Миша переживает одну бессонную ночь, он ее именно пере-живает, а любой живой человек за то же время сделал бы множество дел, на которые не хватило времени днем. Нет возможности целую (!) ночь курить одну сигарету за другой и думать — это слишком не современно, не в духе эпохи.
Думается (наверно, это не совсем правильная мысль), что если урезать роман в половину, вряд ли он что-то потеряет. Текста слишком много, объем в котором вязнешь и тонешь, практически ничего не вылавливая (как ловить на удочку в бассейне: вытащишь, разве что, чьи-то забытые плавки и резиновую уточку — ни тебе это не нужно, ни тому, кто их здесь оставил). И ведь я (на самом деле) очень люблю Гришковца — он изумителен в своих спектаклях, песнях, коротких текстах, но читать его большую прозу — пытка, близкая к мазохизму. Бесстрастное, ровное, как кардиограмма мертвеца, повествование — это совсем не его стихия. Читаешь книгу, и перед глазами кадры из спектакля Гришковца «Одновременно или одновременно», где он, милый, невообразимо прекрасный, вызывает слезы на глазах и самый искренний смех, и не понимаешь, как это может соотноситься в одном человеке.
Вообще, складывается ощущение, что Евгений Гришковец просто взялся не за то — он изумителен в короткой прозе, где каждый читатель его до последней клеточки, а в романах… либо надо быть фанатом автора, либо быть таким как его герои — но возможно ли?