в стотысячный раз переспросить себя — как? полгода? целых-шесть-месяцев?
закрыть глаза, улыбнуться, повторить про себя все, что удастся вспомнить, ну, ты в курсе, да, что мне всегда есть, что вспомнить. А ты думал, почему я не скучаю в пробках?
Когда сидишь, закусив пальцы, потому что невыносимо, а выть — как-то некомильфо; невыносимо, безудержно, нежно, черрртовски
Помнишь, я как-то сказала, что надо учиться не ненавидеть людей за то, что они не ты? Ты знаешь, я так этого и не умею. Я смотрю в их глаза — карие, зеленые, серые — все не то, не то, я чувствую, что такие голубые с тонкой окаемкой линз — единственные в мире
Помнишь, я как-то сказала, что, дескать, месяц, а все еще безумно? Я ошибалась. Дальше было-есть-будет больше.
Помнишь, я первый раз плакала у тебя на плече? С одной лишь мыслью — кроме тебя никого нет.
Иногда я жалею, что я — не твоя золотая рыбка. Ей, ты знаешь, очень повезло (ну, эта смешная особенность рыбьей памяти: забывать все увиденное в течение нескольких секунд) — она видит тебя каждый день впервые. Я бы хотела так — влюбляться заново ежедневно. Потому что у меня это получается чуть реже.
Иногда я жалею, что я — такой страшный эгоист. Что когда мне рвет горло невыразимой нежностью, я оставляю все себе, не делюсь, хотя, наверно, все видно по глазам. Я хотела бы знать языки, на которых можно говорить о любви.
Иногда я жалею, что я встретила тебя слишком рано. Представь, тебе 68, мне 68 (да, мы бы встретились в чудный летний сезон одного возраста), позади какой-то ворох жизней, ты взял бы меня за руку, а я — совсем не испугалась. И мы бы знали, что это — уже до конца. Хотя и так, наверно, есть какие-то шансы.
Помнишь, ты сказал, что тебя одного — мало? Дурилка, ты просто не знаешь, что это такое, когда ты — есть.
C Днем Рождения, пусечка, душенька, лигр мой.
Я люблю тебя.